"Кони троянские веют над нами >>

"Кормильцы" из ЦРУ >>

Развенчанные мифы

Вот ведь как обернулось. Еще два десятилетия назад западные авторы называли наше военное присутствие за Амударьей не иначе как оккупацией и геноцидом афганского народа. Теперь одна за другой издаются книги, в которых делается попытка изучить опыт «ограниченного контингента» и понять, отчего те бои с моджахедами были успешнее, чем нынешние сражения против талибов.

Сэр Родрик Брейтвейт входит в элиту британского общества. У него впечатляющий послужной список: высокопоставленный дипломат, посол Великобритании в Москве (1988-1992 гг.), советник премьер-министра, глава Объединенного комитета информационных служб (разведка)... Его книги о России стали бестселлерами, сначала это была история краха коммунизма («За Москвой-рекой. Перевернувшийся мир»), затем «Москва. 1941». Последняя переведена на русский язык и издана у нас, причем многие ветераны Великой Отечественной войны высоко оценивают это исследование битвы под Москвой, считая его объективным и полным.

В начале марта на прилавках магазинов появилась новая книга сэра Родрика. Она называется «Афганцы» и посвящена малоизвестным страницам той войны, которую вели с моджахедами части советского военного контингента. Британская пресса уже назвала книгу «шедевром». «По ходу своего повествования автор разоблачает множество ужасающих мифов времен "холодной войны", — пишет "Ивнинг cтандарт". — Он не ставит своей целью проводить прямые параллели с нашей операцией в Афганистане, но они очевидны».

Собирая материал для книги, Р. Брейтвейт много раз приезжал в Россию, провел сотни встреч, причем в самом широком диапазоне — его собеседниками были и президент СССР Горбачев, и рядовые солдаты, участвовавшие в «интернациональной миссии».

Мы встретились с автором нового бестселлера в Лондоне.

— Сформулируйте, пожалуйста, суть своей работы: о чем, зачем и для кого она?

— Во-первых, зачем. Я хотел и в книге о битве под Москвой, и в книге об Афганистане показать российскую точку зрения. Многие у нас до сих пор уверены в том, что эти злые русские вторглись в мирный Афганистан, преследуя какие-то свои коварные цели. И все. Но при этом забывают, что была и есть политическая история, между нашими державами складывались непростые отношения в связи с Афганистаном и в XIX, и в начале XX века. Это называют еще "Большой игрой". Мне показалось очень интересным и полезным исследовать эту историю. Особенно еще и потому, что теперь наши военные и советники находятся в Афганистане и решают многие из тех проблем, с которыми сталкивались когда-то ваши солдаты и советники.

Работа над книгой началась весной 2006 года. С тех пор я 3-4 раза в год приезжал в Россию, встречался с вашими ветеранами, политиками, дипломатами, экспертами.

— Какие открытия вы сделали на своем пути? Изменилось ли ваше представление о войне в Афганистане в ходе работы над книгой?

— Открытий было много. Самым неожиданным оказалось следующее: те взаимоотношения, которые сложились в ходе военной компании между русскими и афганцами. Это совсем не то, чего я ожидал. Теперь понятно, почему ваши ветераны так охотно возвращаются туда. В ходе войны, как я понял, по всей стране было разбросано более 800 маленьких застав и блокпостов, на которых служили по 10-20 человек. Естественно, солдаты и офицеры очень тесно соприкасались с местным населением —крестьянами, торговцами, муллами. Я был в Афганистане. И задавал там вопрос: когда вам лучше жилось — сейчас или при русских? Интересно, что все афганцы даже саму постановку вопроса считали глупой. Каждый из них отвечал: «Конечно, лучше было при русских». Так говорили все. Они объясняли, что тогда была работа, а сейчас ее нет. Тогда было электричество, а сейчас его нет. Тогда было более или менее спокойно в Кабуле, а сейчас уже нет. Некоторые при этом с ностальгией вспоминали президента Наджибуллу, уверяя, что он бы сумел справиться с сегодняшними вызовами.

В Герате у меня была встреча с одним старым человеком, который девять лет воевал против ваших, затем воевал против талибов, а сейчас, как я подозреваю, сражается против американцев. Он тоже сказал, что лучше было при шурави. Я спросил: «Но разве русские не были более жестокими, чем американцы?» — «Совсем нет, — ответил он. — Они были честными воинами, воевали с нами лицом к лицу. А американцы боятся, они убивают наших детей и жен бомбами с неба».

У меня есть очень интересная переписка по Интернету с одним американским сержантом, который в составе коалиционных сил воюет в Афганистане с самого начала, то есть почти десять лет. Уезжает на короткий отдых, потом снова возвращается. Этот парень узнал, что я работаю над книгой, и написал мне, что он в восторге от русских, которые там были. Он считает, что это настоящие воины, особенно спецназовцы. Он написал, что стоял как-то в горах, вел наблюдение и вдруг почувствовал что-то под ногами. Нагнулся, оказалось, советские гильзы. То есть в этом же месте была когда-то ваша точка. Еще неожиданным было то, что и многие ваши ветераны вспоминают Афганистан не то чтобы с любовью, но с какой-то теплотой. И они всегда с уважением говорят об афганцах. И с пониманием. Какая-то правда в этом есть. Это меня очень заинтересовало. Меня также очень удивили стенограммы дискуссий по Афганистану, которые велись в Политбюро.

— Две войны. Одну — с моджахедами — вел Советский Союз, другую — с талибами — ведут силы коалиции. Есть между ними что-то общее?

— Если бы мы ушли из Афганистана в декабре 2001 года, а не застряли там, то это был бы успех. И тогда никаких параллелей проводить бы не пришлось. Но мы застряли, потому что думали, как и вы когда-то. Разница только в терминах: вы хотели строить там социализм, а мы решили научить их демократии. Когда я читаю записи тех дебатов, которые были в Политбюро при Горбачеве, то вижу в них много общего с тем, что сейчас говорят и у нас — о престиже и чести страны, о том, зачем нам нужна эта война, зачем ввели войска, почему гибнут наши парни? Вопросы те же самые.

Но есть и разница. Ваши воины сражались много, они практически не выходили из боев, а мы воюем сравнительно мало. Хотя у вас было меньше солдат, чем у нас сейчас, ваш контингент имел 120 тысяч в самом конце войны, а у нас теперь 150 тысяч человек. При вас основные магистрали были открытыми для передвижения колонн, а при нас — нет. И еще у нас есть Пакистан, а 30 лет назад Пакистан был против вас.

— На Западе существует точка зрения, согласно которой вот-вот начнется вывод войск коалиции. Но лично мне в это как-то не верится. А вам? Когда по-вашему закончится операция?

— Года через три. Если придется уйти раньше, это может обернуться катастрофой. Но кто знает, что будет через три года... Никто не может этого предвидеть. И потому нет точного ответа на вопрос, когда мы уйдем. Уйти невозможно и остаться невозможно. Как говорят афганцы: «У вас есть часы, а у нас есть время».

— Еще говорят: «Уйти нельзя остаться». Где поставить запятую?

— Это большая дилемма. Мы, конечно, когда-нибудь уйдем. Это очень серьезный политический вопрос. Борьба с террором важна, но ведь и жизнь наших солдат тоже важна.

— Уйдя сегодня, вы оставите Афганистан талибам. Такой уход может означать активное расползание исламского экстремизма и завтра он завоюет полмира...

— Наш предыдущий премьер-министр, объясняя, почему наши солдаты сражаются в Гильменде, утверждал, что 77 процентов заговоров против нас зарождаются в горах Пакистана. А афганская провинция Гильменд — это совсем не Пакистан. Где же логика? То, что нужно сегодня, это хорошая разведка и хорошая полиция.

Американские генералы, которые воевали во Вьетнаме в 1968 году, говорят, что ситуация тогда была очень похожей. То есть ходим по одному кругу.

— Вы общались со многими нашими ветеранами. Какая встреча произвела на вас самое большое впечатление?

— Самое большое впечатление на меня произвели рядовые солдаты и сержанты. Те, которые реально воевали. Очень неожиданным открытием для меня стал Интернет. У ветеранов есть свой сайт. Они там пишут и мемуары, и рассказы. И пишут очень хорошо. Не все из них в ладах с грамматикой, но очень важны искренность и чистота.

— Что в ваших исследованиях осталось «белым пятном»?

— Роль КГБ в 1979 году, когда принималось решение на ввод войск. Об этом периоде много предположений. Есть информация в мемуарах, но она весьма противоречива.

Также для меня не все ясно относительно ветеранов. Существует мнение, что многие из них были связаны с криминалом или спились, однако статистики нет, а она была бы очень интересна. Я бывал во многих ветеранских организациях и отметил, что они слабо информированы о реальном положении дел в своих рядах.

— О какой войне вам было писать легче — о Великой Отечественной или афганской?

— Легче было писать о сражениях 1941 года: там все более-менее ясно. Немцы вторглись в Советский Союз, была линия фронта, развернулась битва под Москвой... Есть много источников — исследования историков, мемуары маршалов и генералов... А вот афганская война все еще окутана тайнами, да и логика у этой войны была другой. Не проводилось больших наступлений, крупных операций. Были локальные бои. В основном это была война за контроль над коммуникациями, дорогами, тропами.

— Как с дистанции в десять лет вы оцениваете ввод в Афганистан войск коалиции? Было ли это неизбежно?

— Это было психологически неизбежно. В тот момент американцы должны были что-то предпринять. Кстати, осенью 2001 года они имели в Афганистане успех. Его следовало развить, довести дело до победного конца и уйти. Интересно, что когда я говорю с нашими военными, они более или менее это понимают.

— А ввод советских войск в декабре 1979-го? Можно ли было тогда обойтись без него?

— Этот вопрос навсегда останется открытым. У истории нет сослагательного наклонения. Был ли оправдан ввод советских войск, и теперь понять невозможно. Хотя логику принимавших решение людей — политическую, эмоциональную, психологическую — понять можно.  

kprf45@ya.ru